• Опубликовано в № 025 от 12.02.2016

Сегодня Институт геологии и геохимии УрО РАН в Екатеринбурге отмечает новоселье — учёные переехали в просторное, светлое здание на улице Академика Вонсовского. Событие по нынешним временам редкое: это первый «научный новострой» в Екатеринбурге за постсоветские годы.

Всё лето сотрудники института перевозили своё уникальное оборудование в новое здание — и на зиму ещё осталось. Фото: Александр Исаков

Взорвали два фундамента

— Как долго мы шли к этому новоселью! В нашем старом здании в Почтовом переулке было четыре тысячи квадратных метров, а здесь — 14 тысяч! — говорит во время небольшой экскурсии накануне торжественного открытия директор института, академик РАН Сергей Вотяков. — Стройка началась в 1979 году, я тогда был рядовым младшим научным сотрудником. Два фундамента пришлось взорвать. Только зальём — проблемы с финансированием. Простоят несколько лет под открытым небом — и всё, нельзя на них строить. А на третий раз получилось, хотя, надо признать, долго не находили общий язык и с проектировщиками, и со строителями. Они никак не могли понять, зачем нам такие требования к стерильности — серьёзнее, чем к операционной в больнице. Мы объясняем: чем ниже фоновая составляющая, тем точнее анализ проб. В отделке блока сверхчистых помещений нельзя использовать стройматериалы, скажем, содержащие известь: её микрочастицы через воздух могут попасть в пробы и исказить результаты. В конце концов мы поняли друг друга.

Фото: Александр Исаков

А вот и только что упомянутый сверхчистый блок. Девушки в белых халатах раскладывают по шкафчикам одноразовые стерильные костюмы с весёленьким рисунком, шапочки и тапочки. Прежде чем зайти в лабораторию, сотрудники принимают душ и переодеваются. Блок состоит из трёх этажей, имеет отдельную, со множеством фильтров, систему вентиляции, здесь слегка повышенное давление, чтобы пыль, не дай бог, не всасывалась, а, наоборот, удалялась. Наверху готовят пробы, по микролифту они поступают на второй этаж, где и размещены масс-спектрометры, способные уловить в пробах микроэлементы весом всего 10 в минус 6-й степени граммов, выявить наличие как радиоактивных, так и устойчивых изотопов. Есть и лаборатории, где анализируют пробы на молекулярном уровне и отслеживают межмолекулярные связи.

Фото: Александр Исаков

Нам показали довольно много различных приборов, через раз добавляя эпитеты «редкий, уникальный, сверхточный», — можно сделать 30 видов анализов самого широкого спектра. Около тысячи исследований в год проводят геофизики и геохимики института. Начинаются они с классических геохимических анализов рентгеновской флюоресценции. Звучит мудрёно, но попробуем проиллюстрировать простым примером: проверить, из чего сделан обычный металлический браслет от часов. Погудев три минуты, прибор выдаёт распечатку: 71 процент железа, 18 хрома, 8 никеля, чуть-чуть молибдена, магния, меди, вольфрама.

Для чего всё это?

Фото: Александр Исаков

Во-первых, для фундаментальных исследований о происхождении и протекании геологических процессов, которые если не немедленно, то когда-нибудь непременно подскажут геологу, где искать те или иные полезные ископаемые, как это уже не раз было. Во-вторых, у института немало хоздоговорных работ по заказу экологов, министерства экологии и природных ресурсов области, других, близких по профилю институтов и ведомств. Сотрудники исследовали, в частности, донные отложения рек Исети и Пышмы и нашли там, образно говоря, почти всю таблицу Менделеева. Проверили и состав челябинского метеорита: хондрит с высоким содержанием железа, никеля и даже водосодержащие минералы. В-третьих, для оценки перспективности различных месторождений, например, нефтяных. Геологи бурят скважины и отдают образцы на анализы — нефтеносные пласты, как правило, обладают определёнными характеристиками, своим набором минералов. В институте есть эти эталоны. Сравнивая их с образцами, можно уверенно сказать: здесь стоит поискать поглубже, а тут — очевидная пустышка.

— Без ложной скромности скажу, что сейчас наш институт по техническому оснащению — один из лучших в мире, — продолжает академик Сергей Вотяков. — Меня иногда критикуют за излишнее внимание к приборной базе института, к работе лаборатории физико-химических методов исследования, но это не совсем так: летом в нашем институте пусто — все в поле. Если заглянете в наш гараж, то увидите там автомобили «ГАЗ-66», лучшей машины для геологов ещё не придумали. В нашем камнехранилище в Мурзинке десятки тонн образцов, но много ли от них будет проку, если мы не сможем узнать их содержимое?